Картинка, наполненная дешёвой сентиментальностью: возле почты суровый бородатый водопроводчик в заляпанном комбинезоне кормит с руки трёхлапого подвального котёнка. Не увидь я это своими глазами, сказала бы, что описывать такие сценки — дурной тон. Зато теперь вы можете с полным правом сказать это вместо меня — мне.
Мужчина явно маргинального вида, по-кошачьи щурясь на утреннее солнце, обдирает с яблони на обочине шоссе мелкие, совсем ещё зелёные, твёрдые, как щебёнка, яблоки, раскусывает их с громким хрустом — на удивление белые крепкие зубы сверкают сквозь клочкастую русую бороду, словно в рекламе зубной пасты. В дыру на ботинке выглядывает грязный палец. На чумазом, обветренном, усыпанном веснушками лице — неожиданно яркие голубые глаза. Язык не поворачивается назвать его бомжем: настолько беззаботно-счастливое у него выражение лица, такой спокойной уверенностью наполнен взгляд. Настоящий джеклондоновский бродяга. И яблоки. И солнце.
В метро удивительно красивая пара. Девушка (пёстрая хипповская юбка и нарочито потёртая джинсовая куртка) — не яркая южная красота, а холодноватая северная. Чёткие, правильные черты лица, тяжеловатая линия подбородка, ровный нос с тонкими ноздрями, строгие серые глаза. Кажется, это лицо могло бы принадлежать одной из валькирий, и воображение с лёгкостью дорисовывает недостающее: блеск стали и тяжёлые складки ткани. Парень рядом с ней — нескладный, высокий, с торчащими во все стороны — кажется, их минимум вдвое больше, чем нужно! — локтями и коленями, с бритой налысо головой и узкой нелепой бородкой, в круглых ленноновских очках, его, по совести, следовало бы назвать некрасивым, если бы не какие-то нечеловечески огромные, по-детски удивлённые глаза, придающие лицу открытое, доброе выражение.
Через одно сиденье от них мазком чёрной туши — чёрное глухое платье в пол, густо подведённые чёрным глаза и брови, чёрный лак — женщина в хиджабе. Платок на голове — ослепительный на этом фоне, ало-жёлтый, как вспышка пламени или яркий тропический цветок.