Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
28.02.2014 в 14:06
Пишет Visioner:Немного о переводе и римейке
Когда цитируют, скажем, маршаковские переводы сонетов Шекспира, автором обычно называют Шекспира.
Цитируя пастернаковского Фауста, автором указывают Гёте.
Многие, прочитав Гнедича, уверены, что читали Гомера.
Но! Когда речь заходит о пушкинском переводе Ad Melpomenen, автором мнится исключительно Пушкин.
Тут зыбкая граница между переводом и римейком. Оба случая — адаптации, но различение между ними, видимо, зависит от степени адаптации. Отличие Памятника Пушкина от ломоносовского в том, что адаптация переходит в область хронотопа. Хронотоп, художественный мир произведения в переводе обычно не затрагиваются, насколько это возможно. Происходит в первую очередь языковая адаптация (главная цель перевода, это ясно), в немного меньшей степени — культурная. Вторая — это, простите, типа смазки для лучшего проникновения в читателя. Это в случае сознательной культурной адаптации. Её удельный вес в переводах различных школ может варьировать. Но есть и бессознательная культурная адаптация, которая происходит как результат первой, языковой: смена языка обязательно ведёт за собой смену смыслов, пусть и на коннотационном уровне, но часто этот уровень гораздо важнее основного смыслового. Слова разных языков, имеющие по сути одно означаемое, имеют разные культурные и стилистические багажи, оттого культурная адаптация (а значит, искажение) неизбежна. Кроме того, языковая адаптация может вести и к небольшим искажениям в художественном мире текста, такие отклонения возможны и простительны. Так или иначе, перевод не адекватен оригиналу, но он к адекватности стремится в большей или меньшей степени.
Римейк же предполагает работу именно с художественным миром произведения. Римейк — адаптация дискурса, языка выражения, репрезентации, а не собственно языка. Смена дискурса достигается сменой "декораций" при сохранении (а точнее, характерном искажении) структуры. Сюжет переодевается в другую одежду, нарочито, это самоцель такая (в отличие от перевода, стремящегося этого скорее избежать). Римейк не адекватен оригиналу, но он и не стремится — он полемичен.
Переводчик как бы стремится донести бОльшую часть оригинала до иноязычных, а оттого — инокультурных читателей. Потому он самоумаляется, во всяком случае старается (Пастернак, например, хулиганил).
Римейкер же проводит что-то вроде художественного эксперимента: он помещает оригинал в инокультурную среду, а оттого — инодискурсную. Он стремится запечатлеть отличия между оригиналом и адаптацией. Потому ему важно выделить самостоятельность адаптации.
Так Памятник Ломоносова остаётся переводом, а у Державина и Пушкина становится римейком. Вопрос авторства тут сложен. Можно сказать, что у русскоязычного стихотворения Ломоносова два автора — Гораций и Ломоносов. А вот у Памятника Пушкина авторов как минимум трое: Пушкин ведёт полемику не только с Горацием, но и с Державиным. А вот у текста Державина, возможно, соавтором тоже является лишь Гораций, а возможно, что и Ломоносов тоже.
А есть и вовсе вещи с непонятным положением. Так, например, стихотворение Лермонтова "На севере диком стоит одиноко..." — это перевод гейневского "Ein Fichtenbaum steht einsam", где смысловой сдвиг случился из-за языкового несоответствия, или же это римейк с налётом гомоэротичности? Чётких границ тут нет и не может быть, как и везде. Отдадим разграничение на откуп читателю.
URL записиКогда цитируют, скажем, маршаковские переводы сонетов Шекспира, автором обычно называют Шекспира.
Цитируя пастернаковского Фауста, автором указывают Гёте.
Многие, прочитав Гнедича, уверены, что читали Гомера.
Но! Когда речь заходит о пушкинском переводе Ad Melpomenen, автором мнится исключительно Пушкин.
Тут зыбкая граница между переводом и римейком. Оба случая — адаптации, но различение между ними, видимо, зависит от степени адаптации. Отличие Памятника Пушкина от ломоносовского в том, что адаптация переходит в область хронотопа. Хронотоп, художественный мир произведения в переводе обычно не затрагиваются, насколько это возможно. Происходит в первую очередь языковая адаптация (главная цель перевода, это ясно), в немного меньшей степени — культурная. Вторая — это, простите, типа смазки для лучшего проникновения в читателя. Это в случае сознательной культурной адаптации. Её удельный вес в переводах различных школ может варьировать. Но есть и бессознательная культурная адаптация, которая происходит как результат первой, языковой: смена языка обязательно ведёт за собой смену смыслов, пусть и на коннотационном уровне, но часто этот уровень гораздо важнее основного смыслового. Слова разных языков, имеющие по сути одно означаемое, имеют разные культурные и стилистические багажи, оттого культурная адаптация (а значит, искажение) неизбежна. Кроме того, языковая адаптация может вести и к небольшим искажениям в художественном мире текста, такие отклонения возможны и простительны. Так или иначе, перевод не адекватен оригиналу, но он к адекватности стремится в большей или меньшей степени.
Римейк же предполагает работу именно с художественным миром произведения. Римейк — адаптация дискурса, языка выражения, репрезентации, а не собственно языка. Смена дискурса достигается сменой "декораций" при сохранении (а точнее, характерном искажении) структуры. Сюжет переодевается в другую одежду, нарочито, это самоцель такая (в отличие от перевода, стремящегося этого скорее избежать). Римейк не адекватен оригиналу, но он и не стремится — он полемичен.
Переводчик как бы стремится донести бОльшую часть оригинала до иноязычных, а оттого — инокультурных читателей. Потому он самоумаляется, во всяком случае старается (Пастернак, например, хулиганил).
Римейкер же проводит что-то вроде художественного эксперимента: он помещает оригинал в инокультурную среду, а оттого — инодискурсную. Он стремится запечатлеть отличия между оригиналом и адаптацией. Потому ему важно выделить самостоятельность адаптации.
Так Памятник Ломоносова остаётся переводом, а у Державина и Пушкина становится римейком. Вопрос авторства тут сложен. Можно сказать, что у русскоязычного стихотворения Ломоносова два автора — Гораций и Ломоносов. А вот у Памятника Пушкина авторов как минимум трое: Пушкин ведёт полемику не только с Горацием, но и с Державиным. А вот у текста Державина, возможно, соавтором тоже является лишь Гораций, а возможно, что и Ломоносов тоже.
А есть и вовсе вещи с непонятным положением. Так, например, стихотворение Лермонтова "На севере диком стоит одиноко..." — это перевод гейневского "Ein Fichtenbaum steht einsam", где смысловой сдвиг случился из-за языкового несоответствия, или же это римейк с налётом гомоэротичности? Чётких границ тут нет и не может быть, как и везде. Отдадим разграничение на откуп читателю.
