Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
Намазала хлеб яблочным повидлом, отошла на минуту — пришёл хомяк Тишка и слизал повидло с бутерброда начисто. Это при том, что рядом на сковороде рыбные палочки — нет, это же не интересно, мои коты так не играют. Все в хозяйку: та тоже всякую дрянь жрёт... один раз в сутки, когда вспоминает. *устыдилась и пошла варить брюссельскую капусту — не на сегодня, так хоть на завтрак. Надо же и завтракать иногда для разнообразия?*
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
Прадоктора ещё раз, теперь банановый олдскул.
Сразу оговорю, если вам уже до тошноты надоела эта тема, или вы вообще не понимаете о чем речь, и не хотите, чтобы эта хурма болталась в вашей ленте избранного, или ещё по какой-либо причине не испытываете желания видеть эту запись, но всё ещё почему-то видите — напишите мне, чтобы я закрыла её от вас, скорее всего, я просто напутала со списком. читать дальше Итак, что касается первого сезона. Первые пару серий шли, надо сказать, довольно тяжело, не столько из-за непривычного формата или плохого качества, сколько потому, что они действительно несколько нудноваты. Но посмотреть их стоит хотя бы потому, что это вводная информация, необходимая для дальнейшего понимания сюжета и отношений между героями. Да и просто — это же самые-самые первые серии «Доктора Кто»! То есть, как минимум, исторический интерес они представляют. Что касается качества... Ну, низкобюджетный сериал шестидесятых годов — этим сказано всё. Поправка, низкобюджетный фантастический сериал. То есть «наколенковость» некоторых декораций и спецэффектов не просто бросается в глаза, она совершенно демонстративная и неприкрытая. И в этом даже есть некоторое очарование, ну, это как, знаете, крепость из стульев и диванных подушек в детстве. По крайней мере, понятно, почему далеки выглядят, будто их собрали из того, что подвернулось под руку ненужного в студии — похоже, их действительно... Тут уместно будет помолчать.
Если же говорить об основной линии первого сезона, я бы определила для себя как главное здесь эволюцию отношений Доктора со спутниками. А перемена происходит кардинальная — от полного неприятия и откровенной враждебности до искренней заботы и беспокойства.
Вообще надо сказать, что весь сезон, конечно, не столько про Доктора, сколько про них — Йена и Барбару, это они, со всей очевидностью, главные герои, которые оказываются в центре всевозможных приключений. Доктор здесь скорее выполняет роль своего рода волшебного попутчика, эдакий старик Хоттабыч: вроде бы и активно участвует в событиях, и заварилось всё с его подачи, и невозможно без его участия, но история, тем не менее, в сущности, не про него. Правда, с течением времени его роль в действии становится всё более значимой, и если, например, ещё в пятой серии похождения Доктора в отсутствие спутников остаются за кадром, то в последней серии сезона мы уже наблюдаем за ним наравне с остальными героями.
Что касается Сьюзан... Ну, её роль в сюжете — постоянно нуждаться в спасении, и этим, собственно, исчерпывается. Если в первом эпизоде нам её представляют как ребёнка-гения, то потом эта гениальность, по правде сказать, никак не проявляется. Пару раз она, правда, толкает речь в защиту прав женщин (как правило, в не слишком подходящей для этого ситуации), да ещё проявляет некоторые способности к телепатии в серии про сенсоритов (в ней она вообще неплохо себя показала по сравнению с остальными сериями...но только в сравнении). Всё остальное время она или паникует, или пребывает в полуобморочном состоянии, вызывая серьёзное недоумение по поводу того, как её, такую трепетную, вообще занесло на борт ТАРДИС (подозреваю, что просто вцепилась в деда с причитаниями какжеэтоябезтебя — и правда — как? Абсолютно несамостоятельное существо). Кстати, ни о каком побеге с похищением общественного имущества речи пока не идёт: Доктор скромно сообщает, что дома им будут не слишком-то рады, так что вернуться они пока не могут, и всё. Во всём остальном описание Сьюзан можно исчерпывающе ограничить одним-единственным словом — миленькая. Пожалуй, будь она лет на пять-семь помладше, её манера поведения бы смотрелось более-менее адекватно, а так больше раздражает. Списать, разве, на инопланетную психологию, здорово отстающую от физиологии? Доктор, в сущности, тоже тот ещё ребёнок...
Йен и Барбара совершенно, на мой взгляд, прекрасны, хоть, может быть, и несколько чересчур «правильные». А то, как они спокойно реагируют, попав, в общем-то, в совершенно невероятную ситуацию и не имея возможности вернуться домой даже в отдалённой перспективе — это просто прелесть какая-то! Такой себе уверенный фатализм в самом хорошем смысле: зачем переживать по поводу того, что всё равно не в силах изменить? По-отдельности, правда, у меня их воспринимать не получается, ну да они прекрасно друг друга дополняют — более мягкая и сострадательная Барбара и решительный, но рассудительный Йен вместе составляют прекрасный дуэт, проявляя себя гораздо более независимыми и самостоятельными, нежели сможет впоследствии быть (тут я нешуточно запуталась со временами глаголов) кто-либо из ньюскульных спутников. Честно говоря, это им часто приходится выручать, и даже порой неявно опекать Доктора, ну а над Сьюзан Барбара берёт совершенно очевидный патронаж, даже не столько как её учительница, сколько как старшая родственница. Вообще отношения в компании складываются отчётливо семейные: вредный чудак-дедушка, супруги или взрослые брат с сестрой (тут как кому больше нравится), и всеми любимая опекаемая младшая сестрёнка-дурочка.
Сам Доктор, разумеется, с самого начала совершенно не в восторге по поводу навязавшихся на его голову людей (притом, что, по-совести, сам и виноват в случившемся — а нечего истерить и параноить не по делу было! Особенно если водить не умеешь) Пикантность ситуации в том, что вернуть их домой он не может, а как с ними поступить — не знает, и потому порывается забыть где-нибудь по дороге, от чего удерживают его только причитания внучки. Вообще, о таких понятиях, как гуманизм, сострадание и ответственность за свои поступки Доктор, похоже, пока ещё не слышал, а людей считает чем-то чуть бесполезнее собаки и чуть глупее её же. И если со спутниками ещё приходится как-то считаться, пусть и из-за заступничества Сьюзан, то об остальных и речи не идёт. Да и в характерах он разбирается гораздо хуже, чем сам же пытается показать, судя хотя бы потому, как его регулярно, в общем-то, по-детски проводят на элементарных вещах. При этом подводит его зачастую именно уверенность в собственном уме. Некоторая самоуверенность и упрямство — вообще из числа ярких черт характера Доктора в любой регенерации, служащих источником возникновения проблем, но пальму первенства, конечно же, удерживает любопытство. Странный заброшенный город на мёртвой планете? Свеженькие кости неизвестного крупного животного? Подозрительное рычание в подземном лабиринте? Надо немедленно это исследовать! «Здесь какая-то тайна!» — говорится невероятно счастливым голосом. И, что особенно замечательно, все соглашаются, что да, конечно, это опасно, надо бы осторожнее, но посмотреть, разумеется, следует, отчего бы и не посмотреть, в самом-то деле? Вот эта спокойная рассудительность, с которой все отправляются искать приключения на одно место, меня умиляет больше всего, по-моему, это ужасно в духе эпохи.
Со временем отношение как к спутникам, так и — через них — к людям в целом, конечно, меняется. И если во второй серии Доктор с удивлением — с весьма неприятным удивлением — вынужден признать, что у спутников есть своё мнение, которое волей-неволей приходится учитывать (не то, чтобы он сделал из этого какие-то выводы, предпочтя пойти на довольно ребяческую хитрость, чтобы добиться своего, что, конечно же, обернулось плохо... не знаю, описывает ли слово «плохо» в должной мере ситуацию, с которой начнётся вся бесконечная эпопея с далеками?), то уже в третьей, совсем короткой почти-что-интермедии происходит качественный перелом. В этом отношении я бы назвала эту малозаметную и небогатую на события серию самой важной во всём сезоне. А ещё она опять про то, как кто-то совсем не умеет управлять своим транспортным средством (и только что потерял ценную шпаргалку, без которой не знает, куда попадёт. Боже, он управляет машиной времени по шпаргалке...=_=”)
Интересное, по идее, должно начаться с четвёртой серии сезона, но как раз она относится к утраченным. Но и то, что сохранилось — звукоряд и фотографии — выглядит здорово, и, кажется, там действительно были классные декорации и костюмы. А ещё четвёртая серия положила начало доброй традиции про...эээ...терять ТАРДИС в самый критический момент. Пятая серия особенно хороша своими последними эпизодами — Первому Доктору действительно очень идёт роль адвоката, но вообще она опять о Йене с Барбарой. Злодейские злодеи выглядят очень злодейско. Возможность неторопливых прогулок по планете с кислотными океанами и особенно — пережить снегопад там же оставим на совести сценаристов. Шестая серия самая-самая из всего сезона, и даже не потому что даёт начало ещё одной доброй традиции (какао и предложение!!!), а потому, что здесь впервые вообще зашла речь о принципиальной возможности вмешательства в исторические события (ответ закономерно отрицательный), о правомерности переноса ценностей одной культуры на другую (неоднозначно, но «наши» точно хорошие!) и, между прочим, о последствиях любых попыток вмешательства (пока — сугубо личностных). Впервые звучит из уст Доктора в адрес рыдающей Барбары: «Ты не могла спасти всех, но ты спасла одного человека — это твоё доброе дело» (я прошу прощения за приблизительность цитаты). Между прочим, впервые же (и не единственный ли раз?) Доктор прямо называет свою «специальность» — инженер. Помимо прочего, серия ещё и очень забавная и милая (всё-таки какао, извините), флирт с ацтекской леди чрезвычайно умилительный, а про молодые глаза на лице старика было и вовсе знаково. И очень трогательное прощание, когда Доктор собирался оставить себе медальон на память, но в последний момент передумал. Серия про сенсоритов по-своему ничуть не менее хороша, особенно начальные её эпизоды (мне кажется, это тот самый случай, когда концовка получилась немного банальной при шикарной завязке). Серия про взаимный страх, который рождает агрессию, про ксенофобию и про доверие. Один-единственный интриган-карьерист для такого задела был, на мой взгляд, как-то мелковат. Ну и, наконец, финальная серия, которую я досмотрела сегодня утром чуть не опоздав на работу оказалась едва ли не самой многогранной. Увы, частично тоже утраченная. Но про неё я пока даже не знаю что сказать, разве что вот прелестный факт, что начинается сезон с того, что Сьюзан читает книгу про французскую революцию, и ей же, то есть революцией, всё и заканчивается. А ещё Сьюзан говорит, что это любимый исторический период дедушки. Не отсюда ли родом все эти французские словечки Десятого?..
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
Разве я могла, как взрослый самостоятельный человек, пропустить возможность за просто так покопаться в детальках конструктора Лего? Конечно нет! Именно поэтому я вчера большую часть дня провела в Лего-го сортируя детальки (кстати, добровольцы для этого дела нужны им каждый понедельник). Мне и ещё нескольким чудесным девушкам выдали два здоровых контейнера, в которых было намешано буквально всё, и мы оттуда раскладывали все детали по размерам. Поразил молодой человек, уверенно по памяти собравший танк, выбирая детали не из набора, а из этого самого развала (чтобы оценить масштаб, представьте себе огромную гору абсолютно несистематизированных деталей из разных наборов, две трети из которых я вообще не понимаю, что из себя представляют, куда и зачем крепятся). «У меня, — говорит, — своя схема. Мне только вот такой же детальки, только белой, не хватает". Заподозрили, что дома у него стоит собранный из Лего ядерный реактор, по собственной схеме, только, конечно, жаль, одной белой детальки не хватает. Кстати, Кот, позвони мне по поводу сертификата, я опять куда-то дела твой телефон. нет, это не была минутка шизофрении Досмотрела первый сезон вы-знаете-чего, мучить ни в чём неповинных читателей своими излияниями по этому поводу больше не собираюсь, но если кому-то вдруг интересно моё мнение, могу повесить закрытку на тему.
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
Вообще-то, этот пост должен был появиться вчера позавчера, к восьмидесятилетию Юрия Гагарина.
Сначала немного справочной информации, буквально в двух словах.
Туманность — участок на звёздном небе, отличающийся от соседних областей излучением или поглощением света. Формулировка достаточно широкая, и изначально под "туманностью" понимали любой достаточно обширный объект на небе, отсюда, например, широко известная "туманность Андромеды", которая, конечно, на самом деле никакая не туманность, а вовсе даже галактика.
Туманности бывают тёмными, поглощающими излучение, и, соответственно, светлыми, или диффузными — излучающими (сами по себе или отражённый свет звёзд). Светящиеся за счёт ионизированного газа туманности называют эмиссионными.
Отражательные туманности могут иметь постоянное свечение — рассеивая излучение находящихся неподалёку объектов. Однако бывает, что такая туманность наблюдается только короткое время после вспышки новой звезды. Это явление называется световым эхом.
Происхождение туманностей может быть самым разнообразным. Основной путь их образования — столкновение двух и более движущихся в разных направлениях потоков вещества. Нередко они возникают вокруг квазаров и активных ядер галактик или в областях активного звездообразования. Формирование планетарной туманности — итог жизненного цикла звезды средней или малой величины, когда та, исчерпав запас ядерно-водородного топлива, сбрасывает верхние оболочки и становится белым карликом. Звезда с большой массой в этом случае превратится в сверхновую и тоже может дать жизнь туманности, но это уже совсем другая история.
NGC 6618 Туманность Омега (Лебедь, Подкова, Лобстер), М17 — так называемая звёздная фабрика, сформированная звёздными ветрами и излучением. Расположена в нашей галактике, приблизительно в 6 тысячах световых лет от Земли. На небосклоне её можно увидеть в созвездии Стрельца.
Кольцевая туманность WR 134 в созвездии Лебедя образована из кусков оболочки, сброшенной звёздным ветром звезды Вольфа-Райе WR 134 — самой яркой звезды в центре кадра. Звёзды этого класса с колоссальной скоростью сжигают остатки ядерного топлива в своих недрах, сбрасывая верхние слои в порывах мощных звёздных ветров.
Туманность Конская Голова (IC 434, Barnard 33) — тёмная туманность в созвездии Ориона. Яркие пятна в основании туманности — это молодые звёзды, находящиеся в процессе формирования.
Остатки сверхновой Симеиз 147 (Sh2-240) в созвездии Тельца образуют сложный узор. Остаток ядра взорвавшейся звезды превратился в пульсар — стремительно вращающуюся нейтронную звезду. Яркое пятно справа на снимке — Элнат, известная также как Бета Тельца.
Отражающая туманность NGC 2170 (LBN 994) в созвездии Единорог также содержит в себе остатки сверхновой.
Планетарная туманность PK 164+31.1, также известная под именем Джонс-Эмберсон-1, находится примерно в 1 600 световых лет от нас в направлении на созвездие Рыси. Она образовалась после гибели звезды, похожей на наше Солнце. То, что осталось от звезды — горячий голубоватый белый карлик — можно наблюдать возле центра туманности.
Столпы творения — область активного звездообразования в туманности Орёл. Тёмные области в туманности — это протозвёзды. По данным инфракрасного телескопа Spitzer, «Столпы Творения» были уничтожены взрывом сверхновой примерно 6 тысяч лет назад. Но так как туманность расположена на расстоянии 7 тысяч световых лет от Земли, наблюдать Столпы можно будет ещё около тысячи лет. Последствия взрыва сверхновой видны на снимках, сделанных в инфракрасном диапазоне, как разогретый газовый пузырь за туманностью.
Тёмная башня — пылевое облако в созвездии Скорпиона. Внутри тёмной туманности скрываются сгустки пыли и молекулярного газа, при сжатии которых формируются звезды.
Три яркие туманности в созвездии Стрельца — звёздные ясли. Две из них — M8 (слева от центра картинки), известная как Лагуна, и M20 (цветная туманность справа), по-другому называющаяся Трёхраздельной, входят в каталог Мессье. Третья туманность, NGC 6559, расположена чуть выше M8 и отделена от неё тёмной полосой пыли.
NGC 6514, Трёхраздельная туманность особенно интересна тем, что представлена сразу тремя основными типами туманностей — эмиссионной (розоватый цвет), отражающей (голубой цвет) и поглощающей (чёрный цвет). Тёмные волокна пыли, окаймляющие Тройную туманность, сформировались в атмосферах холодных звёзд-гигантов.
NGC 6960 (LBN 191) Туманность Ведьмина Метла — часть диффузной туманности Вуаль, древнего остатка сверхновой. Яркая звезда в центре — 52 Лебедя — на самом деле никак не связана с туманностью.
Туманность Медуза — ещё один след взорвавшейся сверхновой — IC 443. Имеет характерную форму пузыря, образованного расширяющимся облаком вещества, выброшенного при взрыве. Сколлапсировавшее ядро IC 443 образовало нейтронную звезду. Справа от туманности на втором снимке — η Близнецов.
NGC 602 (другое обозначение — ESO 29-SC43) — эмиссионная туманность с рассеянным скоплением в созвездии Южная Гидра, расположенное в Малом Магеллановом Облаке — соседней с нами галактике.
NGC 1788 и Усы Ведьмы на окраине созвездия Ориона сформированы сильными ветрами от ярких звёзд, в числе которых Ригель, или β Ориона.
Отражательная туманность vdB1 открывает каталог Ван ден Берга, включающий в себя 158 объектов, которые лучше наблюдать из северного полушария. VdB1 находится на расстоянии около 1600 световых лет в созвездии Кассиопеи. Справа на снимке две интересные туманности, у которых видны петли и потоки вещества, связанные с мощными процессами звездообразования. В туманностях находятся чрезвычайно молодые переменные звезды V633 Cas (вверху) и V376 Cas.
NGC 7023 (OCL 235, LBN 487, туманность Ирис) — исключительная по своей красоте отражающая (возможно, эмиссионная) туманность с рассеянным звёздным скоплением в созвездии Цефей, окружающая массивную молодую горячую звезду, еще находящуюся на стадии формирования. Инфракрасные наблюдения свидетельствуют, что в туманности могут находиться сложные молекулы, содержащие углерод.
NGC 2736 — туманность Карандаш, названная так за свою вытянутую форму, на самом деле представляет собой слой газа, оставшийся после взрыва сверхновой в Парусах, который мы видим практически с ребра. В самом начале ударная волна от взрыва неслась со скоростью в несколько миллионов километров в час, однако она сильно замедлилась, сгребая окружающий межзвездный газ. Сейчас её скорость составляет чуть больше 500 тысяч километров в час.
Туманность Кокон — диффузная туманность в созвездии Лебедя под номером IC 5146 расположена от нас на расстоянии около 4 тысяч световых лет. Яркая звезда около центра туманности, возраст которой скорее всего не превышает нескольких сотен тысяч лет, является источником энергии для свечения туманности. Она также создает дыру в молекулярном облаке, из газа и пыли которого формируются звезды.
NGC 6543 — туманность в созвездии Дракона с прекрасным названием Кошачий Глаз. Это планетарная туманность, обладающая чрезвычайно сложной структурой. По одной из версий, это объясняется корональными выбросами в двойной звёздной системе в центре туманности, однако прямых доказательств наличия у центральной звезды компаньона не обнаружено. Линейные структуры могут быть образованы джетами.
NGC 1976 Туманность Ориона, М42 по каталогу Мессье — ближайшая к нам область активного звездообразования, расположенная в том же рукаве Галактики, что и Солнце. Большую туманность Ориона можно найти невооружённым глазом недалеко от легко узнаваемого пояса из трёх звёзд в созвездии Ориона.
Туманность Полумесяц — NGC 6888, или LBN 203 — эмиссионная туманность в созвездии Лебедь. Образовалась вокруг звезды WR 136 (HD 192163) из типа Вольфа — Райе в результате ионизации быстрым звёздным ветром медленнее движущегося газа, сброшенного этим красным гигантом около 400 тысяч лет назад.
NGC 7635, LBN 549, туманность Пузырь в созвездии Кассиопеи. Выше и правее центра пузыря находится яркая, горячая звезда спектрального класса O, масса которой в 45 раз больше массы Солнца, а светимость превышает солнечную в несколько сотен тысяч раз. Сильный звездный ветер и мощное излучение этой звезды сформировали структуру из светящегося газа в окружающем молекулярном облаке.
Туманность Розетка в созвездии Единорога, номер NGC 2237 расположена в нашей Галактике и является областью ионизированного водорода, где происходят процессы звездообразования. В центре туманности находятся яркие голубые звезды рассеянного скопления NGC 2244. Наблюдения показывают наличие быстро движущихся молекулярных сгустков, происхождение которых остается загадкой.
NGC 7293, другие обозначения PK 36-57.1, ESO 602-PN22 — туманность Улитка в созвездии Водолей. Эта планетарная туманность, благодаря своей причудливой форме, получила также неофициальное прозвище "Око Бога". При детальном взгляде на внутреннюю границу туманности Улитка обнаруживаются кометообразные скопления газа неизвестного происхождения.
Туманность Тюльпан в созвездии Лебедя известна также под номером Sh2-101. На искусственно раскрашенном снимке излучение от ионизированных серы, водорода и кислорода окрашено в красные, зелёные и синие тона, соответственно. Источником свечения этой эмиссионной туманности является молодая звезда типа О HDE 227018, ультрафиолетовое излучение которой ионизирует атомы и заставляет её светиться. HDE 227018 на снимке можно видеть почти в центре, рядом с голубой дугой.
Туманность Тёмная Штучка в созвездии Мухи на звёздном небе расположена чуть южнее созвездия Южного креста. Слева от туманности на снимке можно видеть шаровое скопление NGC 4372. В действительности их разделяют десятки тысяч световых лет.
Красивая эмиссионная туманность NGC 6164 создана редкой горячей и яркой звездой спектрального класса О, которая в 40 раз массивнее Солнца. Звезде, которую можно разглядеть в центре этого космического облака, всего 3-4 миллиона лет от роду. А через ещё 3-4 миллиона лет звезда закончит свою жизнь, взорвавшись как сверхновая.
NGC 6357, она же ESO 392-SC10, CED 142 — потрясающе красивая эмиссионная туманность с рассеянным скоплением в созвездии Скорпион, которая находится на расстоянии 8000 световых лет от нас. Своими очертаниями NGC 6357 напоминает лангуста, поэтому в астрономической литературе она часто упоминается как туманность Омар. Слушайте, почему они так любят названия всяких морских гадов? Медуза. Креветка. Лобстер. Омар. Крабовидная... В туманности находится регион активного звездообразования и множество «новорождённых» звёзд класса OB. В ней также обнаружены по меньшей мере три звезды, превосходящих по массе наше Солнце в 100 раз.
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
А кто-о вчера побегал в расстёгнутом пальто и сегодня свалился с соплями и температурой 39,2? У кого в холодильнике один банан и коробка шоколадных конфет, подаренных маме вчера, а значит, придётся всё равно выползать в магазин?..
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
С удовольствием посмотрела открытие Паралимпиады, жаль, что пропустила самое начало. Красиво. Потрясающий анимационный ролик. Меньше пафоса, больше искренности. Лабиринт, да простится мне такая, явно непредусмотренная, ассоциация, почти Амберский. Хочу фонарик-рыбку.
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
Серьёзнейшие моральные терзания испытываю, когда мне дают расставить ссылки в статье, а там «коммуникабельные пристройки», «обережение гаражей» и «решётки для сердобольных хозяюшек» (последнее, вероятно, вместо «рачительных», но и от такой замены не легче). С одной стороны, за редактуру мне не заплатят, и даже спасибо не скажут, а с другой — ну неужели же это вот так и оставить?!
Коммуникабельная пристройка — это вообще нечто из области фантастики.
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
Утром, прошу простить за откровенность, в туалете, приятный богато интонированный женский голос откуда-то сверху возвестил: «Хьюстон, у нас проблемы!» Понимаете, что промолчать было невозможно? Проорала в ответ, что высылаю спасательную капсулу. Сверху заржали, потом упало что-то тяжёлое, и всё затихло. Опасаюсь, что ненароком убила человека.
Людмила Петрановская "А теперь прозой" (о том, как передаётся травма в поколениях). Видимо, не отцепится это все от меня, пока не напишется. Сдаюсь и пишу. Как же она все-таки передается, травма? Понятно, что можно всегда все объяснить «потоком», «переплетениями», «родовой памятью» и т. д. , и, вполне возможно, что совсем без мистики и не обойдешься, но если попробовать? Взять только самый понятный, чисто семейный аспект, родительско-детские отношения, без политики и идеологии. О них потом как-нибудь. Живет себе семья. Молодая совсем, только поженились, ждут ребеночка. Или только родили. А может, даже двоих успели. Любят, счастливы, полны надежд. И тут случается катастрофа. Маховики истории сдвинулись с места и пошли перемалывать народ. Чаще всего первыми в жернова попадают мужчины. Революции, войны, репрессии – первый удар по ним. И вот уже молодая мать осталась одна. Ее удел – постоянная тревога, непосильный труд (нужно и работать, и ребенка растить), никаких особых радостей. Похоронка, «десять лет без права переписки», или просто долгое отсутствие без вестей, такое, что надежда тает. Может быть, это и не про мужа, а про брата, отца, других близких. Каково состояние матери? Она вынуждена держать себя в руках, она не может толком отдаться горю. На ней ребенок (дети), и еще много всего. Изнутри раздирает боль, а выразить ее невозможно, плакать нельзя, «раскисать» нельзя. И она каменеет. Застывает в стоическом напряжении, отключает чувства, живет, стиснув зубы и собрав волю в кулак, делает все на автомате. Или, того хуже, погружается в скрытую депрессию, ходит, делает, что положено, хотя сама хочет только одного – лечь и умереть. Ее лицо представляет собой застывшую маску, ее руки тяжелы и не гнутся. Ей физически больно отвечать на улыбку ребенка, она минимизирует общение с ним, не отвечает на его лепет. Ребенок проснулся ночью, окликнул ее – а она глухо воет в подушку. Иногда прорывается гнев. Он подполз или подошел, теребит ее, хочет внимания и ласки, она когда может, отвечает через силу, но иногда вдруг как зарычит: «Да, отстань же», как оттолкнет, что он аж отлетит. Нет, она не него злится – на судьбу, на свою поломанную жизнь, на того, кто ушел и оставил и больше не поможет. Только вот ребенок не знает всей подноготной происходящего. Ему не говорят, что случилось (особенно если он мал). Или он даже знает, но понять не может. Единственное объяснение, которое ему в принципе может прийти в голову: мама меня не любит, я ей мешаю, лучше бы меня не было. Его личность не может полноценно формироваться без постоянного эмоционального контакта с матерью, без обмена с ней взглядами, улыбками, звуками, ласками, без того, чтобы читать ее лицо, распознавать оттенки чувств в голосе. Это необходимо, заложено природой, это главная задача младенчества. А что делать, если у матери на лице депрессивная маска? Если ее голос однообразно тусклый от горя, или напряжено звенящий от тревоги? читать дальшеПока мать рвет жилы, чтобы ребенок элементарно выжил, не умер от голода или болезни, он растет себе, уже травмированный. Не уверенный, что его любят, не уверенный, что он нужен, с плохо развитой эмпатией. Даже интеллект нарушается в условиях депривации. Помните картину «Опять двойка»? Она написана в 51. Главному герою лет 11 на вид. Ребенок войны, травмированный больше, чем старшая сестра, захватившая первые годы нормальной семейной жизни, и младший брат, любимое дитя послевоенной радости – отец живой вернулся. На стене – трофейные часы. А мальчику трудно учиться. Конечно, у всех все по-разному. Запас душевных сил у разных женщин разный. Острота горя разная. Характер разный. Хорошо, если у матери есть источники поддержки – семья, друзья, старшие дети. А если нет? Если семья оказалась в изоляции, как «враги народа», или в эвакуации в незнакомом месте? Тут или умирай, или каменей, а как еще выжить? Идут годы, очень трудные годы, и женщина научается жить без мужа. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Конь в юбке. Баба с яйцами. Назовите как хотите, суть одна. Это человек, который нес-нес непосильную ношу, да и привык. Адаптировался. И по-другому уже просто не умеет. Многие помнят, наверное, бабушек, которые просто физически не могли сидеть без дела. Уже старенькие совсем, все хлопотали, все таскали сумки, все пытались рубить дрова. Это стало способом справляться с жизнью. Кстати, многие из них стали настолько стальными – да, вот такая вот звукопись – что прожили очень долго, их и болезни не брали, и старость. И сейчас еще живы, дай им Бог здоровья. В самом крайнем своем выражении, при самом ужасном стечении событий, такая женщина превращалась в монстра, способного убить своей заботой. И продолжала быть железной, даже если уже не было такой необходимости, даже если потом снова жила с мужем, и детям ничего не угрожало. Словно зарок выполняла. Ярчайший образ описан в книге Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». А вот что пишет о «Страшной бабе» Екатерина Михайлова («Я у себя одна» книжка называется): «Тусклые волосы, сжатый в ниточку рот…, чугунный шаг… Скупая, подозрительная, беспощадная, бесчувственная. Она всегда готова попрекнуть куском или отвесить оплеуху: «Не напасешься на вас, паразитов. Ешь, давай!»…. Ни капли молока не выжать из ее сосцов, вся она сухая и жесткая…» Там еще много очень точного сказано, и если кто не читал эти две книги, то надо обязательно. Самое страшное в этой патологически измененной женщине – не грубость, и не властность. Самое страшное – любовь. Когда, читая Санаева, понимаешь, что это повесть о любви, о такой вот изуродованной любви, вот когда мороз-то продирает. У меня была подружка в детстве, поздний ребенок матери, подростком пережившей блокаду. Она рассказывала, как ее кормили, зажав голову между голенями и вливая в рот бульон. Потому что ребенок больше не хотел и не мог, а мать и бабушка считали, что надо. Их так пережитый голод изнутри грыз, что плач живой девочки, родной, любимой, голос этого голода перекрыть не мог. А другую мою подружку мама брала с собой, когда делала подпольные аборты. И она показывала маленькой дочке полный крови унитаз со словами: вот, смотри, мужики-то, что они с нами делают. Вот она, женская наша доля. Хотела ли она травмировать дочь? Нет, только уберечь. Это была любовь. А самое ужасное – что черты «Страшной бабы» носит вся наша система защиты детей до сих пор. Медицина, школа, органы опеки. Главное – чтобы ребенок был «в порядке». Чтобы тело было в безопасности. Душа, чувства, привязанности – не до этого. Спасти любой ценой. Накормить и вылечить. Очень-очень медленно это выветривается, а нам-то в детстве по полной досталось, няньку, которая половой тряпкой по лицу била, кто не спал днем, очень хорошо помню. Но оставим в стороне крайние случаи. Просто женщина, просто мама. Просто горе. Просто ребенок, выросший с подозрением, что не нужен и нелюбим, хотя это неправда и ради него только и выжила мама и вытерпела все. И он растет, стараясь заслужить любовь, раз она ему не положена даром. Помогает. Ничего не требует. Сам собой занят. За младшими смотрит. Добивается успехов. Очень старается быть полезным. Только полезных любят. Только удобных и правильных. Тех, кто и уроки сам сделает, и пол в доме помоет, и младших уложит, ужин к приходу матери приготовит. Слышали, наверное, не раз такого рода рассказы про послевоенное детство? "Нам в голову прийти не могло так с матерью разговаривать!" -- это о современной молодежи. Еще бы. Еще бы. Во-первых, у железной женщины и рука тяжелая. А во-вторых - кто ж будет рисковать крохами тепла и близости? Это роскошь, знаете ли, родителям грубить. Травма пошла на следующий виток.
Настанет время, и сам этот ребенок создаст семью, родит детей. Годах примерно так в 60-х. Кто-то так был «прокатан» железной матерью, что оказывался способен лишь воспроизводить ее стиль поведения. Надо еще не забывать, что матерей-то многие дети не очень сильно и видели, в два месяца – ясли, потом пятидневка, все лето – с садом на даче и т.д. То есть «прокатывала» не только семья, но и учреждения, в которых «Страшных баб» завсегда хватало. Но рассмотрим вариант более благополучный. Ребенок был травмирован горем матери, но вовсе душу ему не отморозило. А тут вообще мир и оттепель, и в космос полетели, и так хочется жить, и любить, и быть любимым. Впервые взяв на руки собственного, маленького и теплого ребенка, молодая мама вдруг понимает: вот он. Вот тот, кто наконец-то полюбит ее по-настоящему, кому она действительно нужна. С этого момента ее жизнь обретает новый смысл. Она живет ради детей. Или ради одного ребенка, которого она любит так страстно, что и помыслить не может разделить эту любовь еще на кого-то. Она ссорится с собственной матерью, которая пытается отстегать внука крапивой – так нельзя. Она обнимает и целует свое дитя, и спит с ним вместе, и не надышится на него, и только сейчас, задним числом осознает, как многого она сама была лишена в детстве. Она поглощена этим новым чувством полностью, все ее надежды, чаяния – все в этом ребенке. Она «живет его жизнью», его чувствами, интересами, тревогами. У них нет секретов друг о друга. С ним ей лучше, чем с кем бы то ни было другим. И только одно плохо – он растет. Стремительно растет, и что же потом? Неужто снова одиночество? Неужто снова – пустая постель? Психоаналитики тут бы много чего сказали, про перемещенный эротизм и все такое, но мне сдается, что нет тут никакого эротизма особого. Лишь ребенок, который натерпелся одиноких ночей и больше не хочет. Настолько сильно не хочет, что у него разум отшибает. «Я не могу уснуть, пока ты не придешь». Мне кажется, у нас в 60-70-е эту фразу чаще говорили мамы детям, а не наоборот. Что происходит с ребенком? Он не может не откликнуться на страстный запрос его матери о любви. Это вывшее его сил. Он счастливо сливается с ней, он заботится, он боится за ее здоровье. Самое ужасное – когда мама плачет, или когда у нее болит сердце. Только не это. «Хорошо, я останусь, мама. Конечно, мама, мне совсем не хочется на эти танцы». Но на самом деле хочется, ведь там любовь, самостоятельная жизнь, свобода, и обычно ребенок все-таки рвет связь, рвет больно, жестко, с кровью, потому что добровольно никто не отпустит. И уходит, унося с собой вину, а матери оставляя обиду. Ведь она «всю жизнь отдала, ночей не спала». Она вложила всю себя, без остатка, а теперь предъявляет вексель, а ребенок не желает платить. Где справедливость? Тут и наследство "железной" женщины пригождается, в ход идут скандалы, угрозы, давление. Как ни странно, это не худший вариант. Насилие порождает отпор и позволяет-таки отделиться, хоть и понеся потери. Некоторые ведут свою роль так искусно, что ребенок просто не в силах уйти. Зависимость, вина, страх за здоровье матери привязывают тысячами прочнейших нитей, про это есть пьеса Птушкиной «Пока она умирала», по которой гораздо более легкий фильм снят, там Васильева маму играет, а Янковский – претендента на дочь. Каждый Новый год показывают, наверное, видели все. А лучший – с точки зрения матери – вариант, если дочь все же сходит ненадолго замуж и останется с ребенком. И тогда сладкое единение можно перенести на внука и длить дальше, и, если повезет, хватит до самой смерти. И часто хватает, поскольку это поколение женщин гораздо менее здорово, они часто умирают намного раньше, чем их матери, прошедшие войну. Потому что стальной брони нет, а удары обиды разрушают сердце, ослабляют защиту от самых страшных болезней. Часто свои неполадки со здоровьем начинают использовать как неосознанную манипуляцию, а потом трудно не заиграться, и вдруг все оказывается по настоящему плохо. При этом сами они выросли без материнской внимательной нежной заботы, а значит, заботиться о себе не привыкли и не умеют, не лечатся, не умеют себя баловать, да, по большому счету, не считают себя такой уж большой ценностью, особенно если заболели и стали «бесполезны». Но что-то мы все о женщинах, а где же мужчины? Где отцы? От кого-то же надо было детей родить? С этим сложно. Девочка и мальчик, выросшие без отцов, создают семью. Они оба голодны на любовь и заботу. Она оба надеются получить их от партнера. Но единственная модель семьи, известная им – самодостаточная «баба с яйцами», которой, по большому счету, мужик не нужен. То есть классно, если есть, она его любит и все такое. Но по-настоящему он ни к чему, не пришей кобыле хвост, розочка на торте. «Посиди, дорогой, в сторонке, футбол посмотри, а то мешаешь полы мыть. Не играй с ребенком, ты его разгуливаешь, потом не уснет. Не трогай, ты все испортишь. Отойди, я сама» И все в таком духе. А мальчики-то тоже мамами выращены. Слушаться привыкли. Психоаналитики бы отметили еще, что с отцом за маму не конкурировали и потому мужчинами себя не почувствовали. Ну, и чисто физически в том же доме нередко присутствовала мать жены или мужа, а то и обе. А куда деваться? Поди тут побудь мужчиной… Некоторые мужчины находили выход, становясь «второй мамой». А то и единственной, потому что сама мама-то, как мы помним, «с яйцами» и железом погромыхивает. В самом хорошем варианте получалось что-то вроде папы дяди Федора: мягкий, заботливый, чуткий, все разрешающий. В промежуточном – трудоголик, который просто сбегал на работу от всего от этого. В плохом --- алкоголик. Потому что мужчине, который даром не нужен своей женщине, который все время слышит только «отойди, не мешай», а через запятую «что ты за отец, ты совершенно не занимаешься детьми» (читай «не занимаешься так, как Я считаю нужным»), остается или поменять женщину – а на кого, если все вокруг примерно такие? – или уйти в забытье. С другой стороны, сам мужчина не имеет никакой внятной модели ответственного отцовства. На их глазах или в рассказах старших множество отцов просто встали однажды утром и ушли – и больше не вернулись. Вот так вот просто. И ничего, нормально. Поэтому многие мужчины считали совершенно естественным, что, уходя из семьи, они переставали иметь к ней отношение, не общались с детьми, не помогали. Искренне считали, что ничего не должны «этой истеричке», которая осталась с их ребенком, и на каком-то глубинном уровне, может, были и правы, потому что нередко женщины просто юзали их, как осеменителей, и дети были им нужнее, чем мужики. Так что еще вопрос, кто кому должен. Обида, которую чувствовал мужчина, позволяла легко договориться с совестью и забить, а если этого не хватало, так вот ведь водка всюду продается. Ох, эти разводы семидесятых - болезненные, жестокие, с запретом видеться с детьми, с разрывом всех отношений, с оскорблениями и обвинениями. Мучительное разочарование двух недолюбленных детей, которые так хотели любви и счастья, столько надежд возлагали друг на друга, а он/она – обманул/а, все не так, сволочь, сука, мразь… Они не умели налаживать в семье круговорот любви, каждый был голоден и хотел получать, или хотел только отдавать, но за это – власти. Они страшно боялись одиночества, но именно к нему шли, просто потому, что, кроме одиночества никогда ничего не видели. В результате – обиды, душевные раны, еще больше разрушенное здоровье, женщины еще больше зацикливаются на детях, мужчины еще больше пьют. У мужчин на все это накладывалась идентификация с погибшими и исчезнувшими отцами. Потому что мальчику надо, жизненно необходимо походить на отца. А что делать, если единственное, что о нем известно – что он погиб? Был очень смелым, дрался с врагами – и погиб? Или того хуже – известно только, что умер? И о нем в доме не говорят, потому что он пропал без вести, или был репрессирован? Сгинул – вот и вся информация? Что остается молодому парню, кроме суицидального поведения? Выпивка, драки, сигареты по три пачки в день, гонки на мотоциклах, работа до инфаркта. Мой отец был в молодости монтажник-высотник. Любимая фишка была – работать на высоте без страховки. Ну, и все остальное тоже, выпивка, курение, язва. Развод, конечно, и не один. В 50 лет инфаркт и смерть. Его отец пропал без вести, ушел на фронт еще до рождения сына. Неизвестно ничего, кроме имени, ни одной фотографии, ничего. Вот в таком примерно антураже растут детки, третье уже поколение. В моем классе больше, чем у половины детей родители были в разводе, а из тех, кто жил вместе, может быть, только в двух или трех семьях было похоже на супружеское счастье. Помню, как моя институтская подруга рассказывала, что ее родители в обнимку смотрят телевизор и целуются при этом. Ей было 18, родили ее рано, то есть родителям было 36-37. Мы все были изумлены. Ненормальные, что ли? Так не бывает! Естественно, соответствующий набор слоганов: «Все мужики – сволочи», «Все бабы – суки», «Хорошее дело браком не назовут». А что, жизнь подтверждала. Куда ни глянь… Но случилось и хорошее. В конце 60-х матери получили возможность сидеть с детьми до года. Они больше не считались при этом тунеядками. Вот кому бы памятник поставить, так автору этого нововведения. Не знаю только, кто он. Конечно, в год все равно приходилось отдавать, и это травмировало, но это уже несопоставимо, и об этой травме в следующий раз. А так-то дети счастливо миновали самую страшную угрозу депривации, самую калечащую – до года. Ну, и обычно народ крутился еще потом, то мама отпуск возьмет, то бабушки по очереди, еще выигрывали чуток. Такая вот игра постоянная была – семья против «подступающей ночи», против «Страшной бабы», против железной пятки Родины-матери. Такие кошки-мышки. А еще случилось хорошее – отдельно жилье стало появляться. Хрущобы пресловутые. Тоже поставим когда-нибудь памятник этим хлипким бетонным стеночкам, которые огромную роль выполнили – прикрыли наконец семью от всевидящего ока государства и общества. Хоть и слышно было все сквозь них, а все ж какая-никакая – автономия. Граница. Защита. Берлога. Шанс на восстановление. Третье поколение начинает свою взрослую жизнь со своим набором травм, но и со своим довольно большим ресурсом. Нас любили. Пусть не так, как велят психологи, но искренне и много. У нас были отцы. Пусть пьющие и/или «подкаблучники» и/или «бросившие мать козлы» в большинстве, но у них было имя, лицо и они нас тоже по своему любили. Наши родители не были жестоки. У нас был дом, родные стены. Не у всех все одинаково, конечно, были семьи более и менее счастливые и благополучные. Но в общем и целом. Короче, с нас причитается. Но про это в следующий раз.
Итак, третье поколение. Не буду здесь жестко привязываться к годам рождения, потому что кого-то родили в 18, кого-то – в 34, чем дальше, тем больше размываются отчетливые «берега» потока. Здесь важна передача сценария, а возраст может быть от 50 до 30. Короче, внуки военного поколения, дети детей войны. «С нас причитается» - это, в общем, девиз третьего поколения. Поколения детей, вынужденно ставших родителями собственных родителей. В психологии такое называется «парентификация». А что было делать? Недолюбленные дети войны распространяли вокруг столь мощные флюиды беспомощности, что не откликнуться было невозможно. Поэтому дети третьего поколения были не по годам самостоятельны и чувствовали постоянную ответственность за родителей. Детство с ключом на шее, с первого класса самостоятельно в школу – в музыкалку – в магазин, если через пустырь или гаражи – тоже ничего. Уроки сами, суп разогреть сами, мы умеем. Главное, чтобы мама не расстраивалась. Очень показательны воспоминания о детстве: «Я ничего у родителей не просила, всегда понимала, что денег мало, старалась как-то зашить, обойтись», «Я один раз очень сильно ударился головой в школе, было плохо, тошнило, но маме не сказал – боялся расстроить. Видимо, было сотрясение, и последствия есть до сих пор», «Ко мне сосед приставал, лапать пытался, то свое хозяйство показывал. Но я маме не говорила, боялась, что ей плохо с сердцем станет», «Я очень по отцу тосковал, даже плакал потихоньку. Но маме говорил, что мне хорошо и он мне совсем не нужен. Она очень злилась на него после развода». У Дины Рубинной есть такой рассказ пронзительный «Терновник». Классика: разведенная мама, шестилетний сын, самоотверженно изображающий равнодушие к отцу, которого страстно любит. Вдвоем с мамой, свернувшись калачиком, в своей маленькой берлоге против чужого зимнего мира. И это все вполне благополучные семьи, бывало и так, что дети искали пьяных отцов по канавам и на себе притаскивали домой, а мамочку из петли вытаскивали собственными руками или таблетки от нее прятали. Лет эдак в восемь. А еще разводы, как мы помним, или жизнь в стиле "кошка с собакой» (ради детей, конечно). И дети-посредники, миротворцы, которые душу готовы продать, чтобы помирить родителей, чтобы склеить снова семейное хрупкое благополучие. Не жаловаться, не обострять, не отсвечивать, а то папа рассердится, а мама заплачет, и скажет, что «лучше бы ей сдохнуть, чем так жить», а это очень страшно. Научиться предвидеть, сглаживать углы, разряжать обстановку. Быть всегда бдительным, присматривать за семьей. Ибо больше некому. Символом поколения можно считать мальчика дядю Федора из смешного мультика. Смешной-то смешной, да не очень. Мальчик-то из всей семьи самый взрослый. А он еще и в школу не ходит, значит, семи нет. Уехал в деревню, живет там сам, но о родителях волнуется. Они только в обморок падают, капли сердечные пьют и руками беспомощно разводят. Или помните мальчика Рому из фильма «Вам и не снилось»? Ему 16, и он единственный взрослый из всех героев фильма. Его родители – типичные «дети войны», родители девочки – «вечные подростки», учительница, бабушка… Этих утешить, тут поддержать, тех помирить, там помочь, здесь слезы вытереть. И все это на фоне причитаний взрослых, мол, рано еще для любви. Ага, а их всех нянчить – в самый раз. Так все детство. А когда настала пора вырасти и оставить дом – муки невозможной сепарации, и вина, вина, вина, пополам со злостью, и выбор очень веселый: отделись – и это убьет мамочку, или останься и умри как личность сам. Впрочем, если ты останешься, тебе все время будут говорить, что нужно устраивать собственную жизнь, и что ты все делаешь не так, нехорошо и неправильно, иначе уже давно была бы своя семья. При появлении любого кандидата он, естественно, оказывался бы никуда не годным, и против него начиналась бы долгая подспудная война до победного конца. Про это все столько есть фильмов и книг, что даже перечислять не буду. Интересно, что при все при этом и сами они, и их родители воспринимали свое детство как вполне хорошее. В самом деле: дети любимые, родители живы, жизнь вполне благополучная. Впервые за долгие годы – счастливое детство без голода, эпидемий, войны и всего такого. Ну, почти счастливое. Потому что еще были детский сад, часто с пятидневкой, и школа, и лагеря и прочие прелести советского детства, которые были кому в масть, а кому и не очень. И насилия там было немало, и унижений, а родители-то беспомощные, защитить не могли. Или даже на самом деле могли бы, но дети к ним не обращались, берегли. Я вот ни разу маме не рассказывала, что детском саду тряпкой по морде бьют и перловку через рвотные спазмы в рот пихают. Хотя теперь, задним числом, понимаю, что она бы, пожалуй, этот сад разнесла бы по камешку. Но тогда мне казалось – нельзя. Это вечная проблема – ребенок некритичен, он не может здраво оценить реальное положение дел. Он все всегда принимает на свой счет и сильно преувеличивает. И всегда готов принести себя в жертву. Так же, как дети войны приняли обычные усталость и горе за нелюбовь, так же их дети принимали некоторую невзрослость пап и мам за полную уязвимость и беспомощность. Хотя не было этого в большинстве случаев, и вполне могли родители за детей постоять, и не рассыпались бы, не умерили от сердечного приступа. И соседа бы укоротили, и няньку, и купили бы что надо, и разрешили с папой видеться. Но – дети боялись. Преувеличивали, перестраховывались. Иногда потом, когда все раскрывалось, родители в ужасе спрашивали: «Ну, почему ты мне сказал? Да я бы, конечно…» Нет ответа. Потому что – нельзя. Так чувствовалось, и все. Третье поколение стало поколением тревоги, вины, гиперотвественности. У всего этого были свои плюсы, именно эти люди сейчас успешны в самых разных областях, именно они умеют договариваться и учитывать разные точки зрения. Предвидеть, быть бдительными, принимать решения самостоятельно, не ждать помощи извне – сильные стороны. Беречь, заботиться, опекать. Но есть у гиперотвественности, как у всякого «гипер» и другая сторона. Если внутреннему ребенку военных детей не хватало любви и безопасности, то внутреннему ребенку «поколения дяди Федора» не хватало детскости, беззаботности. А внутренний ребенок – он свое возьмет по-любому, он такой. Ну и берет. Именно у людей этого поколения часто наблюдается такая штука, как «агрессивно-пассивное поведение». Это значит, что в ситуации «надо, но не хочется» человек не протестует открыто: «не хочу и не буду!», но и не смиряется «ну, надо, так надо». Он всякими разными, порой весьма изобретательными способами, устраивает саботаж. Забывает, откладывает на потом, не успевает, обещает и не делает, опаздывает везде и всюду и т. п. Ох, начальники от этого воют прямо: ну, такой хороший специалист, профи, умница, талант, но такой неорганизованный… Часто люди этого поколения отмечают у себя чувство, что они старше окружающих, даже пожилых людей. И при этом сами не ощущают себя «вполне взрослыми», нет «чувства зрелости». Молодость как-то прыжком переходит в пожилой возраст. И обратно, иногда по несколько раз в день. Еще заметно сказываются последствия «слияния» с родителями, всего этого «жить жизнью ребенка». Многие вспоминают, что в детстве родители и/или бабушки не терпели закрытых дверей: «Ты что, что-то скрываешь?». А врезать в свою дверь защелку было равносильно «плевку в лицо матери». Ну, о том, что нормально проверить карманы, стол, портфель и прочитать личный дневник... Редко какие родители считали это неприемлемым. Про сад и школу вообще молчу, одни туалеты чего стоили, какие нафиг границы… В результате дети, выросший в ситуации постоянного нарушения границ, потом блюдут эти границы сверхревностно. Редко ходят в гости и редко приглашают к себе. Напрягает ночевка в гостях (хотя раньше это было обычным делом). Не знают соседей и не хотят знать – а вдруг те начнут в друзья набиваться? Мучительно переносят любое вынужденное соседство (например, в купе, в номере гостиницы), потому что не знают, не умеют ставить границы легко и естественно, получая при этом удовольствие от общения, и ставят «противотанковые ежи» на дальних подступах. А что с семьей? Большинство и сейчас еще в сложных отношения со своими родителями (или их памятью), у многих не получилось с прочным браком, или получилось не с первой попытки, а только после отделения (внутреннего) от родителей. Конечно, полученные и усвоенный в детстве установки про то, что мужики только и ждут, чтобы «поматросить и бросить», а бабы только и стремятся, что «подмять под себя», счастью в личной жизни не способствуют. Но появилась способность «выяснять отношения», слышать друг друга, договариваться. Разводы стали чаще, поскольку перестали восприниматься как катастрофа и крушение всей жизни, но они обычно менее кровавые, все чаще разведенные супруги могут потом вполне конструктивно общаться и вместе заниматься детьми. Часто первый ребенок появлялся в быстротечном «осеменительском» браке, воспроизводилась родительская модель. Потом ребенок отдавался полностью или частично бабушке в виде «откупа», а мама получала шанс таки отделиться и начать жить своей жизнью. Кроме идеи утешить бабушку, здесь еще играет роль многократно слышанное в детстве «я на тебя жизнь положила». То есть люди выросли с установкой, что растить ребенка, даже одного – это нечто нереально сложное и героическое. Часто приходится слышать воспоминания, как тяжело было с первенцем. Даже у тех, кто родил уже в эпоху памперсов, питания в баночках, стиральных машин-автоматов и прочих прибамбасов. Не говоря уже о центральном отоплении, горячей воде и прочих благах цивилизации. «Я первое лето провела с ребенком на даче, муж приезжал только на выходные. Как же было тяжело! Я просто плакала от усталости» Дача с удобствами, ни кур, ни коровы, ни огорода, ребенок вполне здоровый, муж на машине привозит продукты и памперсы. Но как же тяжело! А как же не тяжело, если известны заранее условия задачи: «жизнь положить, ночей не спать, здоровье угробить». Тут уж хочешь - не хочешь… Эта установка заставляет ребенка бояться и избегать. В результате мама, даже сидя с ребенком, почти с ним не общается и он откровенно тоскует. Нанимаются няни, они меняются, когда ребенок начинает к ним привязываться – ревность! – и вот уже мы получаем новый круг – депривированного, недолюбленного ребенка, чем-то очень похожего на того, военного, только войны никакой нет. Призовой забег. Посмотрите на детей в каком-нибудь дорогом пансионе полного содержания. Тики, энурез, вспышки агрессии, истерики, манипуляции. Детдом, только с английским и теннисом. А у кого нет денег на пансион, тех на детской площадке в спальном районе можно увидеть. «Куда полез, идиот, сейчас получишь, я потом стирать должна, да?» Ну, и так далее, «сил моих на тебя нет, глаза б мои тебя не видели», с неподдельной ненавистью в голосе. Почему ненависть? Так он же палач! Он же пришел, чтобы забрать жизнь, здоровье, молодость, так сама мама сказала! Другой вариант сценария разворачивает, когда берет верх еще одна коварная установка гиперотвественных: все должно быть ПРАВИЛЬНО! Наилучшим образом! И это – отдельная песня. Рано освоившие родительскую роль «дяди Федоры» часто бывают помешаны на сознательном родительстве. Господи, если они осилили в свое время родительскую роль по отношению к собственным папе с мамой, неужели своих детей не смогут воспитать по высшему разряду? Сбалансированное питание, гимнастика для грудничков, развивающие занятия с года, английский с трех. Литература для родителей, читаем, думаем, пробуем. Быть последовательными, находить общий язык, не выходить из себя, все объяснять, ЗАНИМАТЬСЯ РЕБЕНКОМ. И вечная тревога, привычная с детства – а вдруг что не так? А вдруг что-то не учли? а если можно было и лучше? И почему мне не хватает терпения? И что ж я за мать (отец)? В общем, если поколение детей войны жило в уверенности, что они – прекрасные родители, каких поискать, и у их детей счастливое детство, то поколение гиперотвественных почти поголовно поражено «родительским неврозом». Они (мы) уверены, что они чего-то не учли, не доделали, мало «занимались ребенком (еще и работать посмели, и карьеру строить, матери-ехидны), они (мы) тотально не уверенны в себе как в родителях, всегда недовольны школой, врачами, обществом, всегда хотят для своих детей больше и лучше, да что там говорить, почитайте хоть вот этот журнал, и все увидите сами Несколько дней назад мне звонила знакомая – из Канады! – с тревожным вопросом: дочка в 4 года не читает, что делать? Эти тревожные глаза мам при встрече с учительницей – у моего не получаются столбики! «А-а-а, мы все умрем!», как любит говорить мой сын, представитель следующего, пофигистичного, поколения. И он еще не самый яркий, так как его спасла непроходимая лень родителей и то, что мне попалась в свое время книжка Никитиных, где говорилось прямым текстом: мамашки, не парьтесь, делайте как вам приятно и удобно и все с дитем будет хорошо. Там еще много всякого говорилось, что надо в специальные кубики играть и всяко развивать, но это я благополучно пропустила Оно само развилось до вполне приличных масштабов. К сожалению, у многих с ленью оказалось слабовато. И родительствовали они со страшной силой и по полной программе. Результат невеселый, сейчас вал обращений с текстом «Он ничего не хочет. Лежит на диване, не работает и не учится. Сидит, уставившись в компьютер. Ни за что не желает отвечать. На все попытки поговорить огрызается.». А чего ему хотеть, если за него уже все отхотели? За что ему отвечать, если рядом родители, которых хлебом не корми – дай поотвечать за кого-нибудь? Хорошо, если просто лежит на диване, а не наркотики принимает. Не покормить недельку, так, может, встанет. Если уже принимает – все хуже. Но это поколение еще только входит в жизнь, не будем пока на него ярлыки вешать. Жизнь покажет.
Чем дальше, чем больше размываются «берега», множатся, дробятся, причудлво преломляются последствия пережитого. Думаю, к четвертому поколению уже гораздо важнее конкретный семейный контекст, чем глобальная прошлая травма. Но нельзя не видеть, что много из сегодняшнего дня все же растет из прошлого. Собственно, осталось еще немножко, почему это важно видеть и что со всем этим делать.
Прежде чем перейти к следующему поколению, несколько моментов мне кажется важным проговорить. Я уже привыкла, что сколько раз не пиши в конце или начале текста что-нибудь вроде «конечно, все люди и семьи разные и бывает все по-разному», всегда нн-ое число комментов будет следующего содержания: «а я не согласен, все люди и семьи разные и бывает все по-разному». Это нормально. Меня больше беспокоит, что кто-то и с тревогой спрашивает: а у нас все не так, мы что, не со всеми вместе? Еще раз: я просто пытаюсь показать механизм передачи травмы. В ответ на вопрос «как так может быть, что травмированы люди, родившиеся через полвека после». Вот так вот может быть. Это ни в коем разе не означает, что именно так и только так, и что у всех так и вообще. Я показываю механизм передачи на одном, довольно частом примере «сюжетной линии». Бывает и по-другому, конечно. Во-первых, как многие отметили, есть поколения «между», то есть со сдвигом на 10-15 лет. И там свои особенности. Некоторые комментаторы уже отмечали, что те, кто во время войны был подростками и слишком быстро стал взрослым, потом с трудом становились зрелыми людьми. Пожалуй, да, это поколение надолго сохранило «подростковость», авантюрность. Они и сейчас часто выглядят совсем не на свои 75. Кстати, оно оказалось очень талантливым, именно оно обеспечило расцвет кино, театра, литературы в 70-е. Именно ему мы обязаны какой-никакой, а фрондой совку. В подростковости есть свои плюсы. Но, возможно, именно потому фронда осталась фрондой, не став ничем более серьезным. Матерости не было. Со зрелым родительством было тоже не очень, с детьми стремились «дружить». Но это не самый тяжелый вариант, согласитесь. Хотя и травмы все те же их не миновали, и общая экзистенциальная тоска брежневского времени многих загнала в могилу раньше времени. Кстати, свою «вечную молодость» они, похоже, передали детям. У меня много друзей в возрасте около 50, и они выглядят совершенно не старше, а то и моложе нас, 40-летних, о которых речь впереди. Многое из того, что появилось в нашей стране впервые и вновь за последние годы, появилось именно благодаря тем, кому сейчас 50 с хвостиком. И многое из того, что появилось, долго не прожило, поскольку не хватало основательности. Во-вторых, как многими было справедливо замечено, травмы в 20 веке шли волнами, и одна накрывала другую, не давая не то что зализать раны – даже осознать, что произошло. Это все больше истощало, снижало способность к сопротивлению. Именно беспомощные отцы 40-х годов рождения оказались неспособны защитить детей от Афгана. Ведь эта война не воспринималась ни священной, ни вообще сколько-нибудь оправданной, сами мальчики на нее отнюдь не рвались, да и на сильные репрессии власть была тогда не готова. Могли бы протестовать, и все бы закончилось раньше, но нет, ничего не было. Обреченно отпускали. И поди тут разбери, от чего больше травма – от самой войны или от этой пассивной беспомощности родителей. Точно так же возможны сдвиги в волнах травм внутри семьи: например, дочь «Страшной бабы» может тоже вырасти «железной», но чуть мягче, и тогда будет другой сценарий. В-третьих, на массовые, народные травмы всегда накладывается история собственно семьи, в которой есть свои трагедии и драмы, болезни, предательства, радости и т.д. И все это может оказаться существенней исторический событий. Помню, как однажды в компании вспоминали события путча 91 года, а один мужик говорит: а у меня накануне сын с дерева упал и повредил позвоночник, боялись, что парализует, так что я не помню никакого путча. А моя бабушка рассказывала, что 22 июня 41 года была ужасно счастлива, потому что ночью у нее дочка родилась, и вроде понимала, что война и надо что-то другое испытывать, а счастье перекрывало все. Наконец, вот что еще важно. То, как на ребенка влияет опыт родителей, зависит от двух противоположных стремлений. С одной стороны, ребенок стремится быть похожим на родителя, воспроизводить его жизненную модель, как самую известную и досконально изученную. С другой – люди в семье сцеплены друг с другом, как детальки в паззле, где у одного выемка, там у другого выступ. Ребенок всегда взаимодополнителен к родителям: они беспомощны – он супермен, они авторитарны – он пришиблен, они его боятся – он наглеет, они гиперопекают - он регрессирует. Если детей несколько, все попроще, они могут «распределить обязанности»: один может быть похож на родителя, а другой – дополнителен. Так часто и бывает. А если один? Какие причудливые формы это все приобретет? Плюс включается критичность к родительскому опыту и сознательные усилия «жить иначе». Так что как именно проявится травма в конкретном случае конкретного человека – никто заранее не скажет. Есть лишь сюжетные линии, потоки, в которых каждый барахтается, как может. Естественно, чем дальше по времени от какой-то генерализованной травмы, типа Мировой войны, тем больше факторов и сложнее их взаимодействие, в результате получается все более сложная интерференционная картина. И, кстати в результате мы все сейчас живы и обсуждаем все это, а то бы целые поколения прямо ложились и помирали, травмированные. Но поскольку поток жизни идет, всегда все не так однозначно-обреченно. Вот это все хотелось уточнить прежде, чем продолжить.
АПД. Кстати, про самолеты очень интересная была ветка. Там все довольно понятно. Дети прекрасно считывают телесные реакции взрослых. Даже тщательно скрываемые, просто на уровне холодного пота, сердцебиения, бледности. И если у взрослых есть объяснение в голове (пережил войну - боюсь звука самолетов), то у детей нет. А необъяснимые телесные реакции взрослых пугают ребенка еще больше, у него закрепляются свои панические реакции на те же обстоятельства. Это если не думать про реинкарнации и т.п. А если думать, так и подавно.
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
А мне, вообще-то, надо заплести косу и идти на работу, но за окном туман, а на мне лежит кот, и я совершенно не представляю, как в таких бесчеловечных условиях можно встать с кровати.
С утречком, у кого ещё утречко, и всем хорошего дня.
Усмехались из тени, мерцали, блестели сотни зелёных глаз. У садовой сторожки танцующих кошек вы встречали хоть раз?..
Имею сообщить, что, если я в четверг не умру от острого приступа социофобии, то в субботу мне будет жизненно необходимо съездить куда-нибудь погулять, или даже просто по городу пошарахаться просто так, без особого смысла и цели. То есть, я и одна пойду, но если мне составят компанию — буду чрезвычайно рада. А 15 я, наверное, буду на Патрике, вот. Даже, наверное, не наверное, а точно. Ну, почти.